Спираль Фибоначчи - Страница 37

Интернета у них нет, он даже слова такого не знает, но эфирная сеть — присутствует. Как мы поняли из его объяснений, эфир — здесь более широкое понятие, по нему передаются теле и радиосигналы, а также компьютерная связь. Раз в месяц в большие поселки из Алахара привозят кристаллы с записями — там и фильмы, и концерты, имперские новости и т. п. Конечно, это все устаревшее на месяц, но им и так хорошо. Передатчики вещают практически на весь материк, и связаны в единую компьютерную сеть. Так что они в курсе всех новостей, новинок моды, или технологий.

Пока мы так беседовали, я поглядывал на позади идущих Степаныча и Абрама. Проводник, коротко что-то спрашивал Абрама, тот подробно отвечал, но о чем шел разговор — нам не было слышно. Так неспешно добрались до нашей машины. Зайдя внутрь, Степаныч с мужиками стали раскладывать принесенные вещи и готовить небольшое застолье, а мы с Давидом Иосифовичем и его сыном, прошли к водительскому месту.

— Присаживайтесь, — указал я на переднюю пару кресел. — Я постою.

— Селена.

— Да, Стас, — она вновь появилась на переднем мониторе.

— Помнишь, я тебе сбрасывал свою музыкальную коллекцию?

— Конечно, помню. Вы хотите что-то послушать?

— Да, проиграй нам, пожалуйста, небольшой микс по куплету из песен Шаляпина, Лемешева, Руслановой, Козловского, Изабеллы Юрьевой, Георгия Отса.

— Станислав, — перебил меня Давид Иосифович, я уже наслаждаюсь даже только этими родными для меня российскими именами. А когда зазвучала музыка, он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и восторженно замер. Через некоторое время, открыв глаза, он произнес: — Эта музыка очень выразительна. Эти легкие, воздушные, без малейшего напряжения голоса. Они ведут разговор так, что кажется это твой полдень, твое солнце, семья, и впереди целая жизнь.

— Давид Иосифович, а хотите, я вам включу чуть более поздние песни, 60-80-х годов двадцатого века. Вы, конечно, это время уже не застали, но они, тем не менее… Я думаю, вам понравятся. — Селена, включи, пожалуйста, в следующей последовательности эти песни: — «Нежность» в исполнении Тамары Гвердцители, затем «Как молоды мы были», которую спел Александр Градский и.

«Есть только миг» Олега Анофриева, а я пойду, помогу парням накрыть на стол.

Когда, через десять минут я вернулся к нашим гостям, то увидел, что Абрам задумчиво смотрит на отца, а Давид Иосифович плакал, теребя свое пенсне в руках.

— Что случилось, Давид Иосифович?

— Стас, — дрожащим голосом произнес он. — Об этом я и не мог мечтать — это великолепно! Это голос мое страны, моей родины, моей молодости — вы можете это все скопировать мне на память?

— Да, конечно. Селена скопируй всю папку «Ретро» на носитель у Абрама, я показал на сына.

— Сделано, — тут же подтвердила искин.

— Вот, держите, — протянул мне алахарский браслет ювелир. — Я, сначала хотел поторговаться, но ради этого мне ничего не жалко. Вы умеете пользоваться таким?

— Да, мне показывали.

— Все, что есть на нем — это ваше и еще… — У вас есть жена?

Я удивился вопросу, но ответил:

— Да, есть.

— А у ваших коллег?

— Мы все семейные люди.

Он наклонился к уху сыну и что-то прошептал. Сын согласно кивнул: — Хорошо, сейчас принесу. Тут же встал со своего кресла и направился к выходу.

— Ты куда? — удивился Степаныч. — А перекусить?

— Я быстро, да и не голоден, можете без меня пока начинать.

Пока Абрам отсутствовал, мы сели за импровизированный столик. Проводник откуда-то из своих закромов принес бутылочку армянского коньяка, и парочку бутылок шампанского Абрау-Дюрсо.

— Давид Иосифович, — это конечно, не крымское шампанское, но ничуть не хуже. — Это от нас вам небольшой презент.

— Сергей Степанович, — не надо меня уговаривать, я и так соглашусь! Я помню этот завод, там раньше было имение, принадлежащее царской семье. А потом князь Л. С. Голицын построил подвал на 10 тысяч ведер вина.

— Господа, — дрожащим от переизбытка эмоций голосом произнес ювелир. — Сегодня просто какой-то волшебный день. Я очень рад приветствовать вас в нашем краю и… Если вдруг я чем то могу вам помочь… — Обращайтесь!

Степаныч, на правах командира нашей экспедиции произнес:

— Коньячных бокалов у нас нет, так что прошу прощения, — затем разлил всем по пятьдесят и, подняв свои стаканы, мы соединили их в тосте: — За дружбу!

Уплетая не хитрую закуску, мы принялись опять расспрашивать Давида Иосифовича, как он привыкал к здешней жизни, и почему, позже, уже зная о наличии порталов на Землю — так и не вернулся на Родину.

— Понимаете, господа, — задумался он. — Основной причиной, первоначально был банальный страх. Страх за свою страну, которую захватили большевики. Во что они ее превратили? Осталось ли какое-то культурное наследие, или все было разрушено варварами. Да и вставать на новом месте, сами понимаете, не сразу удается. Нам повезло, что случайный портал выкинул наш корабль на довольно развитой планете Алахаре. Где нас устраивала форма правления, при которой верховная государственная власть частично или полностью принадлежит одному лицу — монарху. Да и эпоха оказалась довольно спокойной. А мог бы закинуть куда-то в дикие миры, спонтанные порталы — работают непредсказуемо…

Где-то первые 5–6 лет, слава богу, что мы с молодой супругой оказались более-менее финансово подстрахованы — вставали на ноги. Мне удалось открыть свою ювелирную мастерскую, приобрести первое жилье, в империи оно гораздо дороже, чем в Кедровом мире. Пока обзаводился связями, пока налаживал сбыт и спрос, завоевывал себе имя, пролетело еще с десяток лет. Попавшие соплеменники из разных стран нашей земли — через стационарные или так как мы — спонтанные порталы рассказывали про ужасы, творящиеся на планете. В России — репрессии, в Европе — террор, в Америке — финансовая депрессия. Потом мы узнали про войну, опять не было никакого желания возвращаться, да у нас уже и дети росли. Потом мы узнали, что Россия, или точнее уже Советский Союз — первым вышел в космос, но началась холодная война, да мы и понимали, что нам уже некуда возвращаться без документов, без знания подробных реалий. Так что все это осталось просто ностальгическим воспоминанием. Он тяжело вздохнул и потянулся к своему бокалу. За это время Степаныч успел еще раз разлить коньяк по стаканам. Взяв свою порцию в руку, он без тоста махнул ее разом, и продолжил: